Литко - 008
Кирилл Владимирович Романишин встает поздно: зевает, вытягивается во всю свою ширь и даль, шевелит пальцами ног, трясет кистями рук, приоткрывает левый глаз и косится им в щелочку оконной занавески. Пытается угадать: какая сегодня погода? Как правило, угадывает. А чё там угадывать! Летом в городе К.В. Романишина обычно льют дожди, а зимой "метут белые снеги".
Кирилл Владимирович еще некоторое время лежит с открытым левым глазом. Затем распахивает правый и неспешно слазит с высокой и мягкой кровати. Тренированно просовывает свои полные ноги (если уж нами упомянуты полные ноги, то нужно сказать, что Романишин пухловат, рыхловат, беловат, кругловат, маловат ростом и напоминает мучного червя) в вельветовые китайские тапочки и направляется на кухню. По дороге включает компьютер - если это не сделать, день (как считает Романишин) не заладится.
На кухне он наливает в чайник воду и отправляется в душ. Минут пятнадцать оттуда доносится надрывный вой водопроводных труб, бодрое фырканье и веселые напевы. Наконец, трубы стихают, фырканье и напевы умолкают и чистый, свежий и с горящими (после тщательного бритья опасной бритвой - другие виды бритв он отрицает) как костер щеками входит Романишин на кухню…
На раскаленную сковородку кладется приличный шмат сала (по-здешнему beacon), на него разбивается три здоровенных яйца. В тостер отправляются два куска добротного пшеничного хлеба. В глубокую миску стругаются помидоры, огурцы, красно-желто-зеленые перцы, все это обсыпается солью, специями, густо заправляется сметаной и поливается лимонным соком.
На стол ставятся японского фарфора тарелки. Кладутся настоящего серебра ложка, вилка и нож…
Пока хозяин небольшой уютной "one bed room" завтракает, на медленно-ленивом огне в латунной "турочке" доходит кофе "arabica" - другие сорта он не признает. Наконец завтрак окончен. Посуда вымыта. Стол протерт салфеткой. В шкафчик (до обеда) сложены: вилка, ложка, нож и тарелки.
Кирилл Владимирович наливает кофе в дорогую саксонского фарфора чашечку и идет в "кабинет", где его, призывно жужжа, поджидает, или как любит шутить хозяин "подъевреивает" компьютер. Романишин медленно пьет любимый напиток. Ленивым взглядом пробегает немногочисленную почту. Смотрит в окно. Курит тонкую ароматизированную сигару и сравнивает (он страшно это любит) себя, то с генерал-аншефом в отставке, а то и вовсе с королем на покое. Хотя по возрасту Романишин тянет разве что на недавно получившего очередную звезду майора.
Да, Кирилл Владимирович молод, хотя его рассказы, повести и стихи уже не берут в молодежные журналы, поскольку он достиг? О летах ни слова - К. В. Романишин их тщательно скрывает.
Так читатель узнал о занятии К.В. Романишина. Правильно он - писатель. Но все эта безбедная, неспешная, вкусная с перцем, кофе и фарфором жизнь, что была описана выше, не результат литературной деятельности Кирилла Владимировича, а социальное пособие, которое ему выплачивает как эмигранту государство, плюс левые подработки, да копеечные гонорары из газет и журналов.
Какой-нибудь пашущий от зари до зари трудяга, прочтя эти строки, воскликнет, - Тунеядец! Ну, что делать!? Что делать!? Ведь каждый приспосабливается в жизни как может!?
Ну, и завершим портрет Романишина еще несколькими штришками. Больше всего на свете Кирилл Владимирович жаждет славы и денег. Кажется, что все у него для этого есть и талант, и работоспособность и, и, и…, а успеха нет.
- Все это происки литературной мафии! - провозглашает Романишин.
Хочешь не хочешь, а приходится с ним согласиться, иначе он запросто выбросит вас на лестничную площадку, не угостив своим изумительным кофе.
Утро того дня, с которого начинается эта история, ничем от других утр К.В. Романишина не отличалось. Только разве тем, что Кирилл Владимирович не угадал погоду. Он полагал, что за окном сумрачно, а оказалось солнечно.
Солнечный день в этих краях - уже само по себе событие знаменательное, но знаменательным в этот день оказалось не солнце, а электронное письмо. Вот его короткое содержание:
"Доброе время суток, многоуважаемый автор! Дорогой Кирилл Владимирович! Литературное жюри на протяжении года знакомилось с творчеством непризнанных, но талантливых современных писателей и отобрала для участия в финале литературного конкурса десять человек. Финал состоится у берегов Бельвилии на яхте "Сан-Елен" известного международного мецената. Главный приз 1000000 $ USA и сотрудничество с ведущими мировыми издательствами. Ждем подтверждения вашего участия в конкурсе"
- Сон? - Подумал Кирилл Владимирович. - Какой сон! Я ведь уже помылся, побрился, позавтракал и допиваю кофе! Сочинитель для пущей доказательности произвел глоток бодрящего напитка.
- Розыгрыш! - Воскликнул Романишин, ставя чашечку на блюдце. Конечно розыгрыш!
Писатель ответил, но не дерзко, а вдруг - правда? Однако же и не подобострастно, а так обтекаемо - учтиво.
"В средствах не нуждаюсь, но участие приму. Если же это розыгрыш то вот вам! Романишин поместил ниже вот такое изображение
На следующий день Романишин впервые нарушил свой раз и навсегда установленный распорядок дня: включив компьютер, не пошел бриться, мыться и завтракать, а остался дожидаться почты.
Тем (вновь солнечным) утром писем (в основном spam) было много, но Кирилл Владимирович (наметанным взглядом) выделил только одно и прочел следующее.
"Доброе время суток, дорогой! Любимый! Многоуважаемый, Кирилл Владимирович! Спасибо вам преогромнейшее за ваше согласие принять участие в конкурсе. Для нас это большая честь! Мы рады, что такой талантливый самобытный автор украсит своим присутствием, воистину сказать, эпохальное событие! Спешим сообщить вам, что в частном секторе аэропорта вашего города в 11: 30. 22. 08. вас будет ждать личный самолет организатора конкурса".
22.08 в 10:30 присланная устроителем конкурса машина доставила К.В. Романишин в частный сектор международного аэропорта. Там его уже поджидал небольшой реактивный самолет.
- Прошу на борт.
Пилот крепко сжал мягкую влажную писательскую кисть.
Романишин вошел в салон.
Здесь можно было бы взяться за описание интерьера частного самолета, пробежать взглядом по ценным породам дерева, которыми был обшит его салон, прикоснуться к его нежнейшей кожи креслам, пригубить с читателем изысканную еду и отведать недоступные простому смертному вина, но согласитесь не в этом суть путешествия К.В. Романишина?! Так что давайте не будем сыпать соль на наши "деликатесные" раны, а быстренько пересечем два моря, зацепим край океана и выйдем из самолета в знойной солнечной Бельвилии.
Итак, писатель вышел на трап и чуть не ослеп (последуем и мы примеру Романишина и прикроем ладонью глаза), но не от тропического жаркого солнца и буйных красок тропических растений, а от красоты сногсшибательной брюнетки дожидавшейся его на бетонной полосе.
Красавица подцепила конкурсанта под руку, усадила в темное прохладное чрево восьмицилиндрового "Кадиллака" и, неся приятную дребедень, повезла его на пристань.
Машина тормознула. Романишин увидел сквозь тонированное стекло качающийся на ленивых южных волнах небольшой старинный пароходик.
- Нам туда, - определила путь изящным пальчиком красавица и направилась к пароходику…
- Прошу на борт! Взял под козырек белоснежной фуражки седобородый капитан. На палубе
невидимый оркестр грянул медью "На страже морских рубежей".
- Благодарю вас!
Писатель торжественно взошел на пароход.
Седобородый морской волк раскурил трубку и дал команду
- Помалу назад!
А когда вышли из бухты, крикнул в машинное отделение:
- Полный вперед.
Пароходик, рассекая зеленовато-голубые воды моря, побежал к горизонту.
- Любота! - не найдя подходящего слова, воскликнул Романишин.
И так повторял это слова, пока не увидел яхту "Сан-Елен".
Эту чарующую картину Кирилл Владимирович охарактеризовал неким трудно воспроизводящимся нормальным языком пассажем. Что-то вроде:
- Обанаблябу!
Красоту интерьера "Сан-Елен", ее богатство и изящество писатель выражал каким- то коровьим мычанием. Поскольку человеческим языком (Романишин знает их аж целых три!) описать это чудо инженерной мысли и творческой фантазии невозможно…
Два дня Романишин только и делал что спал, ел, курил сигары, плавал в океане, смотрел фильмы, в общем вел праздный образ жизни.
Вечером третьего дня " ваш Вергилий", как представился в первый день знакомства пожилой спортивного вида, высокий, подтянутый, хитроватый господин Савелий Иванович Вербицкий - привел его в небольшой отделанный мореным дубом кабинет. В нем находилось старинное бюро. На нем чернильница-непроливайка. Рядом с ней лежало настоящее гусиное перо.
- Из кабинета самого Федора Ивановича Тютчева, - сдувая с пера невидимые пылинки, лукаво подмигнул Вербицкий.
- Но я никогда не писал гусиным пером!?
- А вы попробуйте. Писать им, уверяю вас, сплошное блаженство… и вообще, что может быть лучше тишины, горящей свечи, легкого скрипа пера, сладостного шуршания страниц…
Савелия Ивановича потянуло в романтизм, но он спохватился и сказал.
- Впрочем, я увлекся. Сам когда-то баловался писательством… Вернемся непосредственно к конкурсу. От вас требуется написать короткий рассказ на тему…
Савелий Иванович вскрыл конверт.
- "Литературное творчество ведет к безумию"
- Хорошая идея, - улыбнулся Романишин. - Я часто об этом думаю.
- Ну, вот и прекрасно, - широко улыбнулся Савелий Иванович, - вам, как говорится, и перо в руку!
Он протянул ему гусиное перо.
- О, да вы левша! - Заметив, как Романишин берет перо в левую руку, воскликнул Вербицкий. - Вы несомненный победитель!
- Почему?
-Да, потому что у левшей лучше развит мозговой центр, отвечающий за творческие способности! Ну что ж, желаю вам удачи. Только вот что я забыл вам сказать. Хотя это нужно было сделать в первую очередь.
Вербицкий смущенно перевалился с ноги на ногу и сказал.
- В случае неудачи в конкурсе вам … вам… короче, вам ампутируют вашу рабочую руку, то есть левую. Но я думаю, что до этого не дойдет, ибо вы явный фаворит!
- Вот это номер. - Дрожащим голосом пролетал Романишин. - Что же вы мне раньше-то не сказали?
Вербицкий виновато улыбнулся.
- Запамятовал я. Ведь годов-то мне уже немало, уж вы простите старика и не поднимайте шума. Не лишайте, так сказать, куска хлеба на старости лет, - плаксивым наигранным голоском, сказал Вербицкий. - Если вы против, то я тотчас же отдам команду и вас немедленно доставят в аэропорт.
Романишин задумался. Хотя решение созревает раньше, чем человек его принимает. То есть не успел еще Вербицкий закончить условия конкурса, как в подсознании писателя уже родился ответ - Да!
"Что такое в конце концов рука. Это даже не душа! Живут же многие тысячи, да что там тысячи, миллионы людей без рук и ног, и ничего. Впрочем, многие живут и без души! На фоне 100000$ и сотрудничества с ведущими мировыми издательствами, рука такой пустяк, что даже и размышлять неприлично! 100000 баксов на дороге не валяются! Другого такого шанса может и не представиться. И потом рука чешется, это как известно к богатству"
- Хорошо, допустим я согласен, но как я объясню в социальной службе, где я потерял руку?
- О, это вы не волнуйтесь! Все предстанет в лучшем виде! Комар носа не подточит! Вам выдадут справку, что вы потеряли руку в горячей точке при освобождении заложников! Но я уверен, этого не произойдет, потому что у вас глаза победителя!
- Я принимаю условия, - объявил Кирилл Владимирович. - Только принесите мне чашечку кофе… непременно Arabica, пятьдесят грамм коньку и сигару.
- В сей момент! Савелий Иванович выскользнул из кабинета. - А вот и ваш заказ! - В правой руке Вербицкий нес небольшой серебряный поднос. - Коньяка даже чуть больше, чем вы просили и лимончик. Прямо с ветки! Пейте. Закусывайте! Всяческих вам благ и успехом. Я буду за вас держать, как говорят, янки crossed fingers.
Романишин выпил кофе. Пожевал лимон. Закурил сигару. Посмотрел в иллюминатор. Южные сумерки спускались на лазурную бухту. Кирилл Владимирович потушил сигару. Взлохматил волосы. Подвинул к себе лист бумаги. Взял в руки перо. Задумался. В каютной тишине потрескивала копеечная свеча. В этом треске Романишин различал буквы о. п. д. е. б.а. Вместе они объединялись в сладостное "ПОБЕДА"
В полночь писатель закончил свою работу и отправился спать.
В полдень Вербицкий сообщил ему:
- К сожалению, ваш рассказ в победители не вышел. Боже! Я был просто уверен в вашей победе!
Конкурсанта бросило в пот. Жаркий летний день Бельвилии сменился лютым холодом Арктики. Мысли носились как стаи испуганных корабельным пожаром крыс. Когда Кирилл Владимирович чуточку пришел в себя и даже открыл рот для защиты - двое дюжих молодца подхватили его под руки и поволокли кричащего и сопротивляющегося в холодное темное чрево нижней палубы "Сан-Елены"
- Дурак! Ах я дурак… Это были последние мысли Кирилла Владимировича Романишина.
Дня два он провел в мрачной послеоперационной каюте. С тоской и состраданием глядел на окрученный бинтом обрубок.
На третий день. Савелий Иванович свел его с палубы, дал в оставшуюся руку справку "о потери руки вследствие освобождения заложников …" , всунул в нагрудный карман писательской тенниски авиационный билет и приказал чернокожему водитель раздолбанного такси:
- В аэропорт!
Кирилл Владимирович вернулся в город уже не скоростном комфортабельном самолете, а на видавшем виды аэроплане…
Дня через три он явился в центр социальной помощи и молча протянул агенту справку и тыкнул ему под нос обрубок.
- Где вы потеряли руку? - Не совладав с географическим названием, поинтересовался агент.
- Не важно где. - Ответил Кирилл Владимирович. - Важно во имя чего! А потерял ее во имя гуманистических целей! - С горячими огнем глазами заявил Романишин.
Агент вскочил и взял под козырек.
Писателю не только агент, но и решительно все (что бывает в здешних краях крайне редко) как-то быстро и охотно поверили. Была даже небольшая заметка в крупной городской газете. Кирилл Владимирович был переведен с социального пособия на военную пенсию.
Теперь жуя по утрам черный бородинский хлеб с паюсной икрой, Романишин так характеризует свое положение.
- Не было счастья, да несчастье помогло…
Как-то Кирилл Владимирович открыл газету и в глазах у него зарябило, в голове помутнело.
"У берегов Бельвилии, - сообщал репортер, - найдена уже восьмая в этот раз левая (ампутированная) мужская рука, одетая в желтую резиновую перчатку. Полиция ведет расследование" Кирилл Владимирович обеспокоился.
"Вдруг расследуют, что я потерял руку не в горячей точке, а на литконкурсе? Этак ведь я могу потерять военную пенсию"
Но прошел год и новые жуткие события "отрезанные женские бюсты" отодвинули вначале на второй, третий, а потом и вовсе на новостные задворки - информацию о мужских руках.
Бюсты в свою очередь сменил юбилей какой-то военной баталии. "Священной битвой" как окрестили ее СМИ. В связи с этим радостным событием Кириллу Владимировичу значительно повысили пенсию и вручили последнее достижение высоких технологий - небольшой андроно-коллайдерский электромобиль.