Бенор Гурфель

Шесть порций солянки
или
Как я ездил в Америку


     
      Юре Монастырскому,
      Валере Гашеву,
      Жоре Устинову -
     
      моим друзьям 60-х
      годов - посвящаю.
      Б.Г.


     
     Уже в старости Булат Окуджава написал: "Шестидесятники развенчивать усатого должны, и им для этого особые приказы не нужны: они и сами, словно кони боевые, и бьют копытами, пока ещё живые".
     Значит ли это, что люди, названные сейчас "шестидесятниками", ходили с сурово насупленными бровями и проводили дни свои в писании писем протеста? Вовсе нет. Они любили радости жизни не меньше, а пожалуй и больше среднего советского обывателя. Потому что смогли ослабить и расшатать, хотя бы для себя, идеологические тиски системы. Потому что научились ценить сегодняшнее, не очень-то веря в "светлое будущее".


     * * *

     Илья, перепрыгивая через ступеньки, сбежал со своего четвёртого этажа и выскочил в заснеженный, покрытый туманом двор. Ночью шёл снег и белое пространство двора, опушенные ветви деревьев и чистое полотно дороги - всё это вливало бодрость и силу, желание мальчишествовать и делать глупости. Разбежавшись, Илья лихо прокатился по наледи и подбежал к недалёкой трамвайной остановке.
     
     Заканчивался декабрь 1967. Приближался, любимый всеми, новогодний праздник. От недалёкого ёлочного базара шёл бодрящий запах еловой хвои, окна магазинов сверкали ёлочными игрушками, а на лицах прохожих проступало отдохновение от ежедневных забот.
     
     Подкатил трамвайный вагон. Вспрыгнув на ходу на подножку и подтянувшись за поручни, Илья поймал два взгляда: осуждающий - бабушки в тёплой пуховой шали и уютном плисовом салопе и весёлый - задорной девицы в белом с оторочкой полушубке. Подмигнув обоим сразу, Илья прошёл по вагону вперёд. Решение пришло внезапно. Сегодня пятница, на кафедре всё равно делать нечего, сессия, все принимают экзамены. Поеду-ка я к Боре - он хвастал вчера, что приобрёл какой-то уникальнейший альбом Чюрлениса. Спит наверно ещё, ну ничего разбудим, альбом посмотрим, а там решим. Гриши вот нет. А где же Гриша? Ах да - принимает экзамен по марксистской философии у физтеха... Бедняга. Угораздило его философию преподавать. Все друзья твои - треснутые. Один социолог, другой марксист грёбаный, третий - газетное трепло. Да и ты тоже хорош - экономист муёвый. Не экономист, а эконометрик, econometrician - ехидно поправил кто-то, внутри.
     

     Так за подобными размышлениями незаметно прошла дорога и показалась стандартная серая семиэтажка, где жил Борис. Звонить пришлось долго, пока послышалось шлепанье босых ног и в дверном проёме появился толстяк в свисающих трусах и рваной майке. Держась одной рукой за дверь, другой он усиленно протирал заспанные глаза.
     - Па-а-дъём - пропел Илья
     - Тише, тише. Чего базлаешь-то? - стал бурчать Борис. Хочешь, чтоб мать выкатилась? И без тебя напряжёнки хватает.
     (Несмотря на свои 34 года и солидное служебное положение, Борис не имел своей квартиры, жил с матерью и сестрой, не мог никого к себе привести, что было причиной неоднократных семейных трений).
      Пройдя в небольшую комнатку, где он спал, ел, работал и принимал гостей, Борис прикрыл дверь, усадил Илью на единственный стул и вытащил из-под кушетки, на которой спал, роскошный, червонного золота альбом Чюрлениса.
     
     - Ух ты-ы! - вырвалось у Ильи, и он погрузился в созерцание, забыв всё вокруг. Через какое-то время, очнувшись, он услышал над ухом тихое Борино сопение и, взглянув, увидел его отстранённый взгляд. Глядя в никуда и бурча что-то, Борис полез в пухлый рваный портфель и вытащил почти пустую бутылку молдавского коньяка.
      - Вчера не допил, для тебя держал - пробормотал Борис в
     ответ на изумлённый взгляд Ильи. Потеплевшими глазами они взглянули друг на друга.
     - Ну давай за Чюрлениса и чтоб они сдохли! - провозгласил Илья привычный тост. Выпили. Согрелось в груди и мир стал казаться теплее, а жизнь мягче.
     - Ну как там Гриша? - поинтересовался Борис
     - Экзамены принимает у физтеха
     - А почему бы нам ему не помочь? - в Бориных глазах зажёгся зелённый огонёк. - В конце концов, мы все должны знать марксистскую философию. Вот ты, рыжий, ты знаешь её или нет?
     - Ну может кой-чего знаю - неуверенно протянул Илья.
     - Вот и проверим твои знания, тупой доцент. Пошли! -
     и они двинулись к помпезному с колонами зданию Института. Войдя в роскошное фойе и сдав свои пальто несменяемой тёте Шуре они, пройдя вестибюль и коридор, подошли к доске расписаний экзаменов, где среди многочисленных таблиц с трудом разыскали: "Асс. Мячев Г.А. - ОМЛ группа ФТ-345 №348". Поднявшись на третий этаж, они увидели возле одной из дверей группу щеголеватых, высокорослых парней и, приблизившись, поняли, что это и есть нужная им аудитория.
     Холодно взглянув на студентов, Илья постучал и немедленно открыл дверь. Поймав испуганно-поражённый Гришин взгляд, он уверенно и лениво представился
     - Здравствуйте Григорий Аркадьевич, я представитель деканата, а товарищ - из парткома. Вот решили поприсутствовать у вас на экзамене. Послушать ваших знатоков марксизма. Как не возражаете?
     - Нет, нет, что вы? Пожалуйста - растерянно стал бормотать Гриша.
     - Ну и прекрасно - благодушествовал Илья - продолжайте товарищи, не обращайте на нас внимания -
      И они уселись за один из передних столов. У сидящей перед Гришей девицы лицо пошло красными пятнами. Справившись с замешательством и глядя в пол, она продолжала:
     - ...Величайшим завоеванием научной мысли явился исторический материализм Маркса... Хаос и произвол, царившие до сих пор во взглядах на историю и на политику, сменились стройной научной теорией... Общественное познание человека отражает экономический строй общества... Переход количества в качество...
     
     В классе было тихо и сонно. Вдруг раздался глуховатый баритон Бориса.
     - Вот вы тут вспоминали Гегеля. Вы согласны, что наш общественный строй находится на более высоком качественном уровне чем, скажем, американский?
     - Конечно...- неуверенно и тихо отвечала девица
     - Тогда как вы объясните, что при более высоком качественном уровне количественно наш доход на душу населения ещё отстаёт от американского?
     Девица открыла рот и забыла его закрыть. Сильно надавив на Борисову ногу, Илья пришёл на помощь:
     - Ну, девушка наверно забыла упомянуть о хищнической эксплуатации американским империализмом стран третьего мира, за счёт чего и достигается более высокий душевой доход. Не так ли, девушка?
     И, гнусно улыбаясь, Илья, опустив под стол руку, пребольно ущипнул Бориса за жирную ляжку. Борис ойкнул и замолчал. Больше "представители общественности" не вмешивались, и примерно через час экзамен был закончен.
     
     Выйдя втроём из здания Института, они направились к автобусной стоянке. С серого неба падал редкий снежок. На площади перед Институтом рабочие устанавливали ёлку. Перед ними вдаль, в туманной дымке расстилался огромный город. Не сговариваясь, они сели в автобус идущий в центр, где находился любимый ресторан "Большой Кедр".
     Было около двенадцати пополудни и ресторан только что открылся, когда они вошли в чистый, пустынный и тихий, в это время, зал. Оглядевшись, они направились к "своему" столику - в углу, слева от оркестра. Усевшись и расслабившись, каждый повёл себя сообразно. Борис стал нетерпеливо крутиться и разглядывать немногочисленных посетителей. Илья внимательно изучал карточку вин, а Гриша мрачно погрузился в какие-то свои мысли.
     - Ты чего такой грустный - спросил Илья - в семье неладно или денег нет? -
     Не это главное...
      - А что же?
      - Врать надоело! Вот что - главное. Изо дня в день, изо дня в день эту болтанку жуём. И когда эта грёбанная проституция кончится?!
      - Не кончится она никогда - прогудел Борис
      - Так что же делать-то? Что? - с надрывом спросил Гриша
      - Водку пить - вот что!
      - И это всё? Для этого мы на свет родились?
      - Да! Именно для этого! - торжествующе заключил Борис и лучезарно расплылся навстречу подходившей миловидной официантке.
      - Шурочка, здравствуй милая, как жизнь, как Гена поживает? А мы тут с ребятами посидеть решили. Ильюшу ты знаешь, а это Гриша - философ и марксист.
      - Так марксисты вроде бы как не пьют - улыбнулась Шура
      - Современные марксисты очень даже, поскольку пол-литра - необходимый ключ к пониманию марксизма.
      - Ну, марксисты, что заказывать будем - и Шура приготовила свой блокнот.
      - Ну, прежде всего графинчик, как обычно, а на закуску...- и он вопросительно оглядел друзей
      - Воланд утверждал, что закуска должна быть жирной, острой и горячей - заявил повеселевший Гриша
      - Ну, если марксист цитирует дьявола - это конец! Солянку нам, Шурочка, жирную, острую и горячую. И скажи Семен Иванычу - пусть готовит побольше, одной не обойдёмся!
      - Да уж знаем Боря, знаем твой аппетит - засмеялась Шура и пошла на кухню. br>      - Вскоре на их столе оказались глубокие металлические тарелочки с густой дымящейся солянкой и ёмкий запотевший графин со столичной.
      - - Ну, чтоб они сдохли - произнёс Борис и лихо опрокинул стопку. Не задерживаясь, приступили к солянке. Напряжение в груди стало отпускать.
     Ресторан набирал обороты. Ещё было рано лабухам занять свои места, но уже за большинством столиков сидели обедающие и кто с питьем, а кто и без, жадно поглощали плоды кулинарии Семён-Иваныча. В зале усиливался ровный гул разговоров, довольный смех, звон и стук посуды, из кухни доносились соблазнительные запахи, и скорость движения официанток всё нарастала. Корабль грёз надувал паруса.
     Не спеша, по главному проходу, шествовала Жанна Петровна мэтр и полновластная хозяйка зала. Её унтер-офицерская фигура, мясистое лицо и неподвижные глаза внушали подобострастное желание встать и вытянуться.
     Все мы зависим от кого-то, думал Илья, глядя на массивную Жанну Петровну. Кто-то сказал (а кто - не помню) для счастья нужно ощущение свободы, достаток и закон. Могу ли я читать, смотреть, слушать что хочу, без страха и запрета? Могу ли я поехать за рубеж? В Соединённые Штаты, например? Могу ли я заказать армянский коньяк вместо этой водки? Нет и нет и нет! А почему? Потому что ни у меня, ни у Бори, ни у Гриши нет ни свободы, ни достатка. А закон? А вот он закон с перманентом, гуляет по проходу. И попробуй, скажи что-нибудь против - мигом окажешься вне.
     А вон та черненькая за третьим столиком отменно неплоха, думал Борис, а какие ноги, а какая грудь! Ё-моё. Была б музыка, пригласить её, прижать под медленное танго. Нет, точно надо заняться.
      - Вчера опять Громобой разорялся,
вспоминал Гриша, видишь ли, мало я цитирую Брежнева, сам цитируй, сука. - Что-то вы Гриша забывать стали нашего генсека мысли - передразнил он завкафедрой. Есть, есть у генсека мысли ровным счётом на полушку.
      - У входа появилась и стала приближаться знакомая фигура в красном, спортивном, толстой вязки свитере. То был четвёртый столп кампании Александр Зимин - корреспондент вечерней городской газеты. Раскланиваясь и пожимая руки знакомым, он подошёл к столику. -
     Ну, ты даёшь! - восторженно прогудел Борис - Откуда?
      - А что, ничего? Да? Испанский! Между прочим, пять гонораров потянул - br>      - достойно ответствовал тот. А затем, придвинув себе свободный стул и оглядев стол, профессионально уточнил
      - Итак, работаем над вторым графином и над четвёртой порцией солянки. Я в доле. Получена монета за шестой гонорар.
      - Одобрительный гул покрыл конец фразы. (Будучи талантливым журналистом и вечно без денег Саша "зашибал халтуру" где только мог, сотрудничая одновремённо в десятке разных изданий).
     
      - Стали собираться оркестранты. Миша-скрипач по кличке "зелёный", подмигнув Илье, сыграл начальные такты любимой им "Там вдали за рекой зажигались огни...", а уж потом в полном составе они грянули "Take the A train" of the Duke Ellington и под тягучие звуки нежной южной ночи тронулся и поплыл зал ресторана "Большой Кедр". Забыв обо всём и закрыв глаза, обняв чёрненькую, плыл Борис. Держа за плечи высокую худышку, мягко перебирал ногами Гриша, Высокомерно оглядывая танцующих и крепко держа за талию пышную блондинку, танцевал Зимин. Илья не чувствуя себя сильным в искусстве танца, предпочитал оставаться за столом, где мало кто мог ему противостоять.
     Алкогольные пары кружили головы, все казались милы, всё казалось возможным. Танец закончился, и друзья вернулись к столу. Настроение у всех было отличное, тянуло на откровенность, на распах души. Борис стал рассказывать о своей недавней поездке в Армению, о посещении Эчмиадзина, и о встрече с католикосом Гарегиным. Саша напел новую песню Окуджавы "В поход на чужую страну собирался король". Всем она очень понравилась и по "просьбе трудящихся" Саша спел её вторично.
     
      - Хочу армянский коньяк! - неожиданно заявил Гриша
      - Где ж мы возьмём тебе армянский коньяк? - резонно стал уговаривать его Борис.
      - Мы ж не в Армении живём, а в Энске. Скажи спасибо, что "Столичную" пьёшь - поддержал Илья.
      - Нет! Хочу именно армянский! - с пьяной настойчивостью повторял Гриша.
      - Ладно, раз хочешь: попробуем достать тебе армянский - решительно отрубил Саша.
      - Что?! Как?! Где?! - взвыли остальные - и Саша изложил свой план. План всем очень понравился, и компания немедленно приступила к его осуществлению.
      - Нева Петровна - обратился Боря к проплывавшей мимо слоноподобной Жанне
      - Какая я вам Нева? Я - Жанна - достойно ответствовала та.
      - Ну, конечно же, Жанна, оговорился я, простите, Жанна Петровна, - каялся Боря. - А мы тут с ребятами Ильюшин отъезд отмечаем...
      - А куда он едет-то? - без интереса спросила Жанна - опять в какие-нибудь Тылды-Балды?
      - Почему в Тылды-Балды? - с обидой отвечал Боря - не в Тылды-Балды а в Америку! br>      - Метаморфоза, произошедшая с Жанниным лицом, была поразительна. Высокомерная неподвижная маска сменилась вопросительным недоверием, на смену которому пришла алчность, смешанная с угодливостью.
      - Это правда, Ильюша, - фальшиво улыбаясь, стала выспрашивать Жанна - неужели прямо в Америку?! И надолго? На четыре месяца! Ах, какой вы счастливец. А меня в чемодане не захватите? Что? Там мяса своего хватает? Конечно, я понимаю, понимаю... Ха-ха-ха! Ой! Аж дыхание спёрло! Такая новость! Такая новость! - Придвинувшись к Илье и нависнув над ним своей необъятной грудью, она продолжала, перейдя на ты - Ильюша, дорогой, у меня к тебе одна просьба. Привези мне сто грамм мохера. Это такой ма-а-а-ленький моток, не займёт никакого места в чемодане. Мне очень нужно, очень! Привезёшь? Да? Ну молодец. Когда приедешь - вход в "Большой Кедр" тебе и твоим друзьям обеспечен в любой час. И столик. И за бутылкой дело не станет! А что вам сейчас подать ребята? За ресторанный счёт! Говорите, заказывайте! - разошлась Жанна.
      - Мне бы бутылку армянского - жалобно проблеял Гриша
      - Армянского? Об чём разговор! Будет сейчас! - и, поманив пальцем пробегавшую официантку, приказала - Аннушка, армянского на этот стол! Из обкомовского спецзаказа.


* * *

     Прошло четыре месяца. Илья с друзьями мыл, убирал и лопатил землю на ленинском субботнике. Грязные, уставшие и довольные (снова вместе) они ввалились в "Большой Кедр". После недолгих переговоров их с почётом ввели в малый банкетный зал. Был сервирован стол на восемь персон. Официанты были предельно вежливы и щедры. В разгар застолья появилась Жанна Петровна и, подойдя к Илье сладко улыбаясь, спросила -
     - Ну, Ильюша, как, вы всем довольны?
      - Всем - отвечал Илья - всё отлично! Только мохер вам я не привёз. Я не был в Америке. К сожалению, моя поездка была аннулирована.
     
     Больше Илья не ходил в ресторан "Большой Кедр".